Отношение к инвалидам — вопрос не только законов и денег, но и совести

Почти год назад, 7 сентября 2015 года, на Сергея Жесткова было совершено покушение — преступник стрелял из обреза с пары метров. То, что наш собеседник (тогда ещё только кандидат в депутаты) выжил — уже во многом чудо. Но ранения оказались тяжелейшими.

— Как вы себя чувствуете сейчас?

— Как чувствую? Есть боль, постоянная, ее чувствую. Я и привык к ней, и все еще не привык. Хотя по сравнению с тем, что было, скажем, еще три месяца назад, сейчас дела получше. Наши прекрасные врачи уже практически сотворили невозможное, сохранив мне обе ноги, и продолжают делать все возможное.

— Сколько вы уже перенесли операций?

— Больше двадцати. Поначалу оперировали каждый два-три дня — боролись за мою жизнь, потом пытались спасти то, что осталось от ног. И, по словам докторов, мне предстоит еще минимум четыре-пять операций, через каждые полгода. Но я понимаю, что чудес в моем случае все-таки уже не будет... Даже спустя годы реабилитации я все равно не восстановлюсь, и буду инвалидом.

Я уже рассказывал, что поначалу у меня мысли были всякие, в том числе и нехорошие, чтобы как-то все побыстрее закончилось... К счастью, семья вернула мне веру в лучшее, желание жить. 

— Как идёт расследование покушения на вашу жизнь?

— По сути — никак. Всё самое главное можно было сделать в первые дни после того, как... Но вместо этого полиция отчего-то заявилась с обыском и чуть ли не «маски-шоу» в мой офис. Об этом стало известно журналистам, и началось какое-то странное противостояние с полицией. Хотя мне не с кем и нечего делить — у меня за всю жизнь не было ни одного конфликта. И уж точно никто не заинтересован в поимке преступников больше меня.

А потом несколько месяцев вообще практически ничего не происходило. Меня опросили-то в первый раз по-нормальному только в ноябре, спустя два месяца после покушения. И весной допросили как потерпевшего. По сути — всё.

Сейчас, насколько я знаю, следствие официально приостановлено, хотя само дело, если я правильно понимаю, не закрыто.

— Не поверю, если вы скажете, что не пытались со своими партнерами и друзьями вести какое-то собственное расследование.

— У нас не так много возможностей. Но... Я ведь, по сути, знаю, кто это мог сделать. И правоохранительным органам я всё, что знал и понимал, рассказал в мельчайших подробностях, весь расклад.

Если коротко — у меня за довольно долгие годы в бизнесе был лишь один достаточно серьезный конфликт, хотя я, конечно же, не предполагал, что он выльется в такое... Кроме того, человек, которого я подозреваю, рассказывал, что совершал подобные деяния. Но я не мог представить... 

— Из-за чего возник конфликт?

— Спор хозяйствующих субъектов. Я занял человеку определенную сумму, не такую уж большую, кстати. Он не смог мне её вовремя вернуть. Кроме того, у нас был один совместный актив, правда, долю в нем он оформил на номинального держателя, а не на себя напрямую. И сейчас открещивается от всего этого, в том числе, насколько я знаю, в своих показаниях следствию. На мой взгляд, все достаточно элементарно доказывается — этот совместный актив покупался с помощью электронной подписи, есть свидетели, и так далее. Но...

— Вы простили этого человека?

— Простить в моем случае вряд ли возможно. Но я точно не держу в уме месть... Зло должно быть наказано. Пусть это сделают те, кто должен это сделать — правоохранительные органы и Бог.

Знаете, больше всего раздражает собственное бессилие. Скажем так, неофициально, я сделать ничего не могу и не смогу — понятно, что всегда я первым попаду под подозрение. А официально — следствие приостановлено.

— Но ведь вы же депутат, публичная фигура.

— А это мало что меняет, на самом деле. То, что я депутат, не улучшило, не сдвинуло с места расследование. У меня, конечно, есть претензии к следствию, к следователю. Вплоть до того, что следователь назначает мне встречу, и сам же на нее не приходит. А у меня вообще-то, пока серьезные проблемы с передвижением...

Я кратко разговаривал по поводу моего дела с руководителем регионального управления Следственного комитета РФ господином Чернятьевым, подробно беседовал с его заместителем — Степаном Шульгой. У них прекрасная профессиональная репутация. Что же, посмотрим... 

— Несмотря на то, что произошло, вы, пусть и спустя полгода, получили удостоверение депутата Законодательного собрания, начали посещать заседания регионального парламента и его комитетов, заниматься тем, что называется «депутатской деятельностью». Как впечатления?

— Могу точно сказать, что мои коллеги-депутаты там не «для галочки». Я работаю в двух комитетах Заксобрания — комитете по социальной политике и комитете по строительной политике. И был приятно удивлен, что все вопросы, которые поднимаются на этом уровне — по принятию законов или поправок в законы, обсуждаются очень серьезно, профессионально, и в то же время порой разгораются мощные дискуссии — коллеги яростно спорят, отстаивают свои точки зрения, аргументируют их.

В комитете по социальной политике вопросов очень и очень много. Я серьезно готовлюсь к тому, чтобы самым плотным образом заняться вопросами и проблемами, связанными с жизнью людей с ограниченными возможностями, посвятить этому свое депутатскую работу.

— Проблемы жизни людей с ограниченными возможностями — тема очень непростая, в том числе в моральном плане.

— Я это понимаю. Сам ведь теперь в их рядах...

К сожалению, в нашем регионе людей с ограниченными возможностями здоровья много. Речь идет о десятках тысяч человек. Хватает и общественных организаций, объединяющих этих людей. Появилась идея создания своего рода Общественного совета по вопросам инвалидов при региональном парламенте. Председатель Законодательного собрания Владимир Мякуш меня поддержал в этом намерении.

На днях встречался с представителями регионального отделения Всероссийского общества инвалидов. Поговорили. Главная беда — даже не болезни, а то, что этими людьми, по сути, никто не занимается, их не слышат и не слушают, и им кажется, что они просто никому не нужны. А ведь это, повторюсь, десятки тысяч человек. Которые, при правильном подходе могли бы и жить качественнее, и быть не обузой, а полноценными гражданами, в том числе — субъектами экономики, а не объектами соцпомощи. Много, очень много самых разных проблем...

Знаю, что будет очень непросто. Точно знаю, что в одиночку не смогу сделать всё. К тому же, по сути, кроме относительно условного депутатского ресурса нет ничего. Но попробую помочь, стать представителем этих людей во власти. Благо что-что, а, как выяснилось, проблем с контактами с профильными по этим вопросам чиновниками никаких нет. С деньгами вот только сложнее...

— Деньги, конечно, нужны. Но разве все дело в них?

— И да, и нет. Наверное, самое главное — это вопрос элементарной доступности среды для людей с ограниченными возможностями. А вопрос доступности решается путем модернизации инфраструктуры, на что нужны деньги. 

Вглядитесь, когда идете по улице — вы много видите в толпе инвалидов? Почти нет их, верно? Они словно невидимки.

Да, лично мне несколько проще — я много лет занимался бизнесом, и имею возможность облегчить свое существование и передвижение по городу. Самостоятельно я пока не могу сесть в машину — меня засовывают внутрь, и у меня есть водитель. Но даже так я не могу планировать за день больше двух-трех встреч или поездок. И мне страшно представлять, как живут... нет, не живут — существуют, выживают только в своих четырех стенах люди с ограниченными возможностями. Им часто бывает трудно, а порой — и невозможно хотя бы выйти из дома. Не говоря уже о том, чтобы куда-то отправиться, или куда-то попасть — в театр, кино, магазин, аптеку, а потом спокойно вернуться к себе.

Да, что-то делается, да есть определенные нормы и правила, в том числе и по доступности помещений. Но что на самом деле? Вы по проспекту Ленина пройдитесь, посмотрите, много ли там действительно доступных зданий, заведений, учреждений. По тротуарам порой невозможно, улицу перейти или переехать на коляске! Доходит до смеха сквозь слезы — как мне рассказали, в Ленинском районе города даже помещение, которое специально предоставлено для нужд инвалидов, не оборудовано тем, что положено. Или во дворце спорта «Надежда», где, когда там проходят соревнования среди людей с ограниченными возможностями, «колясочников» заносят на второй этаж на руках.

Вроде бы все как бы есть — спуски-заезды, кое-где подъемники, скаты с тротуара на проезжую часть. Но гляньте повнимательнее — как часто они сделаны халтурно, формально по принципу «лишь бы было». Где-то скаты на пешеходных переходах — не заподлицо, а оставили сантиметров пять-десять, где-то угол заезда ко входу такой, что на деле не заберешься. А где-то рельсы «под коляску» на самом деле не подходят по размерам. Я уж не говорю про, например, оборудованные под инвалидов туалеты...

Я прекрасно понимаю, сколько может стоить переобородувание всего, что уже, так сказать, «сделано», построено (часто — в советские годы, когда вообще не учитывали эти моменты), «оборудовано». И ведь речь не только об условном проспекте Ленина в центре Челябинска. Вы во дворы зайдите. И не только в центре Челябинска. А по всей области.

Не скажу, что у нас не меняется отношение к этим вопросам. Знаю, раньше были примеры, когда, например, сдавались входные группы, то подъемники просто арендовались на пару дней, устанавливались на время проверки, а потом разбирались и увозились. Сейчас так не получится. Но надо идти дальше. Все нормативы по доступности среды есть, надо лишь жесточайшим образом контролировать их выполнение.

Считаю, необходимо, чтобы на сдаче каждого объекта все эти моменты принимались с непосредственным участием инвалидов, их общественных организаций. И без их подписи объект бы не принимался в принципе. Убежден, им и самим было бы интересно и в радость участвовать в таком деле — в конце концов, это вопрос качества их повседневной жизни.

И ведь примеры у нас в стране есть. Весной удалось прилететь в Сочи. Я заранее предупредил гостиницу, что инвалид. Мне выдали коляску, которая, по сути, предназначена для перемещения только внутри гостиницы с ее ровнейшими полами и полностью приспособленную под таких, как я — колесики маааленькие такие. Но знаете что? Я в ней проехал практически весь город. Всё Сочи! Любой бордюр в центре — все ровненько, лишь пара мест была, где пришлось немного потрудиться, но справились.

Я понимаю — была Олимпиада, вместе с ней — Паралимпиада, и соответственно — жесточайшие требования МОК и Паралимпийского комитета к стране-организатору в части доступности среды, и не менее жестокий контроль за выполнением этих требований. Но ведь сделали же! Можем! Умеем! Так что мешает?

— Да и саммит ШОС и БРИКС на 2020-й год в Челябинске запланирован...

— Да на самом деле все равно, к чему это приурочить — хоть к саммиту Новому году, хоть к 8 марта! Главное, чтобы это было сделано. Хотя бы начали делать. Это дело не только и не столько денег и нормативов, сколько вопрос совести. Нашей с вами совести.

 Источник: ob-zor.ru.