ЮЖНОУРАЛЬСКИЕ ОТСТАВНЫЕ АВТОРИТЕТЫ ПОЛЬЗУЮТСЯ МЕДИЙНОЙ ПОПУЛЯРНОСТЬЮ НА ФЕДЕРАЛЬНОМ УРОВНЕ! НА ЭТОТ РАЗ ПРО МОРОЗОВА НАПИСАЛ ESQUIRE.

Esquire отправился в родной город бывшего зека, чтобы убедиться в том, как близко государственная власть соседствует с бандитским миром.

 Мы едем по городу на старых «жигулях». На поворотах автомобиль сильно вихляет, и Морозов, который сидит на пассажирском сиденье, то и дело упирается руками в торпедо и просит водителя сбавить скорость.

— С чего начинал, к тому и пришел. В девяносто первом у нас были точно такие же убитые тачки. Но уж через пару лет мы ездили на джипах. Хоть бы так было и в этот раз. Всю дорогу он не выпускает из рук планшет: читает, что про него пишут уральские газеты. Из последнего — интервью депутата заксобрания, а в прошлом прокурора области Анатолия Брагина. Дочитав до конца, Морозов шумно выдыхает:

— По Брагину выходит, я чуть ли не осколок девяностых. А я помню, как он приходил ко мне в камеру — это было еще в начале срока — и рассказывал про сейф компромата на всю «верхушку». Где сейчас этот сейф, почему документы до сих пор не опубликованы? Просто Брагин не умирал, чтобы измениться и начать говорить правду.

Истина рождается из долгого и горького умирания. Это средневековый философ Авиценна. О чем бы Морозов ни говорил, он каждый раз перетряхивает копилку древней мудрости и для большей убедительности извлекает оттуда подходящее изречение. Чаще всего цитирует, конечно, Данте — лирический герой «Божественной комедии» ему особенно близок.

Незадолго до освобождения Морозов зарегистрировался во «ВКонтакте» и объявил себя религиозным лидером монашеско-рыцарского ордена «Братство Морозов — Златоуст». В уставе организации написано, что каждый вступающий в орден обязан уважать и свято чтить российскую конституцию, а особенно ее вторую главу: «Признавать, соблюдать, защищать права и свободы человека и граждан России — наша святая и общая обязанность». Несмотря на географическую привязку в названии, планируется, что миссионерская деятельность будет простираться далеко за пределы Златоуста. Цель Морозова — создание наднационального религиозного объединения, что-то вроде духовной корпорации, чье влияние на умы и души людей будет сопоставимо с влиянием Ватикана. Чтобы подкрепить слово делом, едва выйдя из ворот тюрьмы, Морозов переоделся в фиолетовую сутану, сшитую на заказ знакомой портнихой. Морозов вышел на свободу 6 мая. У ворот тюрьмы его встречали сын Антон и внук Лёва. Сын в последний раз видел отца, будучи еще первоклассником, внук — только на фотографиях. Встречать Морозова приехал и давний политический соратник, так и не состоявшийся президент Южно-Уральской Республики Сергей Костромин. Он стал первым, кого Морозов посвятил в свой монашеский орден.

 Две дочери, которые сейчас живут в Испании, приехать не успели, но на днях обещали навестить. Пока что Морозов переписывается с ними в соцсетях и разговаривает по скайпу. Поселился Александр у сына. Одну из трех выделенных ему комнат он немедленно превратил в канцелярию. Отписки, расписки, жалобы, апелляции — едва ли не половину комнаты занимают перевязанные бечевками стопки бумаг, результат его упорной многолетней борьбы с ветряными мельницами. Еще в тюрьме Морозов от скуки решил заняться правозащитной деятельностью и опробовал изощренную тактику — борьбу с бюрократией средствами самой бюрократии. Он писал жалобы по любому поводу и рассылал их во все инстанции сразу. С «Почтой России» тяжба затянулась на несколько лет, память о ней утрамбована в четырех доверху забитых спортивных сумках. На суде Морозов доказывал, что задержка писем, вызванная неудовлетворительной работой почты, причинила ему моральные и нравственные страдания. В результате суд присудил ему компенсацию 10 рублей, что не покрыло даже расходов на бумагу.

Он пока не обогатил свой словарный запас словом «троллинг», которое наиболее точно отражает суть того, чем он занимается, поэтому, когда Морозов рассказывает о своих творческих планах, он вынужденно пускается в пространные объяснения.

— Главное — прецедент. Очень скоро мы будем зарабатывать на этом большие деньги, вот увидишь. Составлять жалобы Морозову помогают три молодых парня, набранных по объявлению. В девяностых таких энтузиастов называли «пехотой», сейчас времена поменялись, могут и обидеться, поэтому лучше именовать их членам ордена.

— Александр Иванович — легенда города, очень уважаемый человек, — говорит Антон Пастухов, владелец старых «жигулей», на которых передвигается по городу Морозов. — Я с самого детства про него много читал и слышал. А за несколько дней до его выхода мне скинули ссылку на страницу во «ВКонтакте». Смотри, говорят, твой кумир набирает себе людей. Вот так я здесь оказался. Морозов активно использует социальные сети. Видно, как для него важно не отставать от времени, чувствовать его и понимать. Но это не так просто — вмонтировать себя в современность без потери качества. Его занятия сильно напоминают деятельность потерявших актуальность региональных активистов, которые в середине «нулевых» боролись не с абстрактным Путиным, а с конкретными перегибами на местах. Можно вспомнить Дымовского и его разоблачения «палочной системы», или Евгению Чирикову, которая отрабатывала экологическую повестку. Сама идея теории малых дел в политике была дискредитирована в тот момент, когда администрация президента перехватила гражданскую инициативу и наплодила огромное количество молодежных организаций вроде «СтопХам» или «Хрюши против». Вышагивая по тюремной привычке из угла в угол, Морозов диктует очередную жалобу. Молодой член «Братства Морозов — Златоуст» стучит по клавиатуре.

 — Вчера в супермаркете «Монетка» была куплена просроченная курица. Ты напиши в Роспотребнадзор, — отдает распоряжения Морозов. — А ты заверни курицу в полиэтилен и вышли на экспертизу. После составления акта приходит знакомая психолог. Подписывают фиктивный договор на оказание услуг — 50 тысяч рублей за три сеанса психотерапии — и долго спорят насчет формулировок в экспертном заключении. После мозгового штурма останавливаются на следующем варианте: «Обнаружив дома, что курица просрочена, Морозов испытал невыносимые моральные и нравственные страдания, в результате чего ему потребовалась квалифицированная помощь психолога».

— Мы потом эти 50 тысяч из «Монетки» будем выбивать, — объясняет Морозов. — Приложим к заключению диплом психолога и отнесем все это в суд. Вечером в дверях квартиры появляется участковый. Вежливый, учтивый, он даже смотрит на Морозова такими же преданными и влюбленными глазами, как молодые члены братства. Расшаркиваясь и принося тысячу извинений — это он не от себя говорит, это начальство приказало, — просит не устраивать массовых манифестаций и не захватывать здания государственных учреждений. — Мы не оппозиция, — уверяет Морозов. — Мы за Путина. Мы не хотим выходить на Болотную площадь за абстрактные идеи, мы хотим указывать системе на конкретные просчеты и ошибки. Пока Морозов изучал на нарах философию власти, все те, с кем он начинал, ушли далеко вперед. Когда-то Валерий Ульданов был простым «контролером» — так в криминально-финансовой империи Морозова называли сборщиков дани на рынках, занимавших низшую ступень в иерархии, — а сейчас он владелец нескольких торговых центров и один из самых влиятельных бизнесменов Златоуста. После задержания Морозова он переписал на себя часть его активов и завел покровителей в силовых структурах, рассчитывая тем самым обезопасить себя от очередного передела собственности и претензий со стороны бывших товарищей. Морозов долго выбирает, что ему надеть, спрашивает у молодых членов братства, не будет ли это выглядеть вызывающе, если он придет в мэрию в сутане. Посовещавшись, решают, что лучше в гражданской одежде. Морозов выходит из дома в шортах и сланцах, под мышкой борсетка. По дороге в городскую администрацию рассказывает про Вячеслава Жилина, нынешнего мэра, который когда-то ходил у него в помощниках.

 — Вообще у меня штук 30 или 40 было этих помощников, я всех туда записывал. 19 лет назад Морозов заходил сюда, как к себе домой, без предупреждения и стука, сейчас охранник на входе просит предъявить паспорт. — Морозов я. К мэру надо попасть. — К мэру у нас по предварительной записи. — Ну вы позвоните ему, скажите, что Морозов ждет.

Охранник звонит секретарше и, прикрыв трубку рукой, что-то ей объясняет. Проходит десять минут. — К нам нельзя в шортах, — говорит, вешая трубку, охранник. Морозов возвращается к машине, достает из спортивной сумки сутану и переодевается. Вахтер неохотно берет морозовский паспорт и долго переписывает данные в журнал. Проходит еще десять минут. — Знаете, мэр вроде бы сейчас занят. Может, вам к депутатам сначала зайти?

Поднимаемся на шестой этаж, где находятся кабинеты депутатов. Несмотря на раннее время, никого на месте не оказывается. Морозов дергает дверь в кабинет бывшего начальника полиции — тоже заперто. Подходим к кабинету Жилина. Слышно, как за закрытой дверью поскрипывает паркет и кто-то перешептывается. Секретарша, застигнутая врасплох внезапным появлением Морозова, растерянная, обещает посмотреть, чем сейчас занят Вячеслав Анатольевич. В этот момент открывается дверь и выходит Жилин:

— Иваныч, извиняй, тороплюсь. Надо срочно ехать. Давай в следующий раз.

В кабинете мэра Златоуста снова встретились две России. Прошлая — робкая и нерешительная, на этот раз в образе смиренного монаха Морозова — отказывалась осознавать, что ее время прошло. Будущая — в лице Жилина — обо всем уже знала. Морозов выходит на улицу.

— Раньше я мог свистнуть — и они бы все ко мне прибежали. А сейчас вот терпеть все это приходится. В Златоусте многие считают, что Морозов внутри ничуть не поменялся, а весь маскарад с пестрыми рясами придуман только для отвлечения внимания. Сейчас он затаился и оценивает диспозицию сил в городе, чтобы затем нанести неожиданный удар. Впрочем, он и не слишком старается опровергать чужие подозрения.

— Мои подельники похоронили меня раньше времени. Они думали, что я не вернусь оттуда живым. Я вернулся.